Эти воспоминания передала в редакцию нашей газеты жительница Кинель-Черкасс Валентина Ивановна Шенкевич. Воспоминания принадлежат ее родной тете, Александре Сергеевне Алексанкиной (1925-2006 гг.), жившей на Украине. Передавая рукопись, Валентина Ивановна сказала: «Здесь правда о фашизме, с которым соприкоснулись моя тетя, мои родные и я сама, будучи ребенком. И вот таким исчадиям ада дали сейчас волю на многострадальной земле Украины!»

 

Бегство

 

Немцы отступали, проявляя невероятную, нечеловеческую жестокость и мстительность: угоняли людей в рабство, убивали детей и стариков, жгли деревни. Население опять, как и при наступлении фашистов, уходило в леса, деля лесной быт с партизанами.

Среди них были и жители села Петраково. Не оказалось среди односельчан только моей сестры с детьми. Она была больна и не могла встать с кровати. Тогда я попросила телегу и лошадь, чтобы съездить в село за сестрой и ее детьми. Соседи твердили, что уже поздно, ведь немцы уже могли быть в селе. Потом кто-то предложил подъехать к окраине леса, влезть на самую высокую сосну и посмотреть, что и как в селе.

Так я и сделала. Немцев видно не было. Я поехала довольно быстро. Влетаю в село – немцев нет. Подъезжаю к дому и вижу, что сестра выползла на крылечко с помощью шестилетней дочки. Мальчишки тут же подбежали к лошади. Посадила я их всех на телегу. Лошадь будто поняла, что опасность рядом, фыркнула и припустилась быстрым шагом. Я еле успела запрыгнуть в телегу и схватить вожжи.

Только мы проскочили поле и въехали в лес, как в деревне застрочили пулеметы. 

Когда мы добрались до своих, мама плакала, обнимала внуков и благодарила Бога, что мы все живы.

 

Не  пощадили  никого

 

...На четвертый день нашего лесного плена закончилась картошка, основной продукт питания. Значит, надо идти в село, на огороды. Едва село солнце, мы собрались и пошли, понимая, чем это грозит. Но что было делать? Людей надо было кормить. 

Добравшись до огородов, мы поползли по картофельным грядкам, набирая в сумки картошку. Вдруг мы с подругой услышали немецкую речь. Вжавшись в огородную землю, замерли. Говор стал приближаться, звучал совсем рядом. Замелькали огни фонариков. Мы, кажется, дышать перестали. Вдруг кто-то сзади нас ползет и тихо-тихо шепчет: «Это я, Ольга».

Мы оказались рядом с одним из домов. Он принадлежал Татьяне Морозовой, которая не ушла в лес, посчитав, что ее никто не тронет. Вдруг слышим: кричат Татьяна, ее дети, мать заходится в крике. Крики оборвали пистолетные выстрелы. Четверо детей, старуха, женщина – ничто не остановило этих зверюг.

У нас слезы текут, а рты зажаты руками. Вдруг Ольга вскакивает во весь рост и говорит, что немцы тащат ее дочь и отца. Мы повалили ее на землю, и она замолчала. До дома 20 метров. Нас могли обнаружить и всех убить. Когда немцы удалились, Ольга поползла к тому месту, где ее семилетняя дочь причитала над убитым дедушкой... Раздалось два выстрела. Мы так и влипли в землю, не заметив, как Ольга встала во весь рост, а потом молча повалилась без сознания. Мы растерялись, трясли ее за голову. Она молчала, находясь в глубоком обмороке.

Немцы притихли, но ненадолго. Стали слышны их командные крики: «Рус! Рус!» Фашисты погнали пленных на Веселую Горку, в поселок, расположенный неподалеку. Отряд прошел совсем рядом. Нас разделял только забор.

...Ушли. Мы сидим, плачем. Ольга очнулась, но как будто не в себе. Еще бы! На ее глазах погибли отец и дочь. Мы еще посидели, опасаясь, что немцы могут появиться неожиданно. Затем поползли в лес, к своим. Надо было доставить картошку голодающим односельчанам. Наши матери всю ночь не спали, переживая за нас. Ольга осталась в селе возле убитых отца и дочери.

В деревню мы вернулись, чтобы похоронить убитых. Партизаны охраняли нас и копали могилы. Семью Морозовых (Татьяну и ее четверых детей) завернули в сукно, которое до войны привез ее муж. На гробы не было досок, и времени не было. После похорон партизаны объявили, чтобы все вернулись в лес. Оставаться в деревне все еще было опасно.

Фашисты еще раз налетели на нашу деревню, где уже не было ни одного жителя. Тогда они подожгли дома. Мы влезли на высокие деревья и видели, как дома вспыхивают один за другим. За два часа деревни не стало. Партизаны в бой с немцами не вступали – людей, детей надо было сохранить, а фашистов и так наша армия гонит и гонит. Еще два дня мы жили в лесу. Потом разведка донесла, что наши войска вот-вот будут здесь, и мы выйдем их встречать.

Дни стояли теплые, жаркие. Нам, наконец-то, разрешили покинуть лес. Партизаны шли впереди, мы – за ними. У околицы сгоревшей деревни встретили советских солдат. Плач, крики радости, объятия... А солдаты, уставшие, запыленные, все шли и шли, на ходу объясняя что надо торопиться догнать бегущих фашистов и наказать за все беды. 

Солдаты ушли, с ними и наши спасители – партизаны. Жители вернулись на свои пепелища. Плакали. Но надо было жить: валить лес и на себе тащить бревна, чтобы построить землянки...